Знакомьтесь с героем нашего интервью — Питер фон Берг. Актёр театра и кино. Сыграл в более чем 20 спектаклях в Нью-Йорке. Снялся в десятке телешоу. На его актёрском счету в большом кино — работа с Томом Хэнксом в «Изгое» и съёмки в успешных сериалах «Американцы» и «Карточный домик».
С Питером мы побеседовали на пути к Чураевке — русской деревне в южной части штата Коннектикут, куда мы отправились на автомобиле. Живописное место было основано как сообщество русских деятелей искусства, переехавших в США после событий 1917 года в России. Центр русской жизни в Америке — так величают Чураевку.
— Когда я был мальчиком, эта поездка занимала почти 4 часа… — завёл разговор Питер.
— А на чём ехали?
— На автобусе. Но не было шоссе, ехали по узким просёлочным дорогам.
— Сегодня мы, наверное, побыстрее поедем. Вроде тепло, даже ветерок какой-то. Но это хорошо!
— Мы наконец-то дождались листвы и цветения. Наш парк замечательный. Говорят, Нью-Йорк бы с ума сошёл, если бы не было парка. Потому что можно убежать от города, от всего шума, в парк. И парк огромный: он больше двух государств в мире. Больше, чем Монако, и больше, чем Ватикан. А за 10 минут от моего дома я могу дойти до мест, где живут дикие совы, огромные ястребы — как в настоящей природе.
— К кому вы себя больше причисляете: всё-таки к русским? Я правильно понимаю, что вы родились в Нью-Йорке, но у вас есть русские корни?
— Да, но люди любят ставить тебя в определённые категории. Я и русский, и американец. Говорят, что язык, на котором ты думаешь, лучше всего тебя определяет. А я думаю, это бывает по-разному. Иногда мои мысли на русском, иногда — на английском.
— Но вы родились в Нью-Йорке…
— Ну, нет. Где я родился, это… это случайность. Это ничего не значит. Как и многие русские эмигранты, я родился в Германии, потому что это было после войны. Меня привезли сюда, в Америку, когда мне было три года. Вырос я, в основном, в Бронксе. Учился в университете Нью-Йорка. Мои родители развелись сразу после моего рождения, и я остался с мамой, хотя виделся с отцом каждую неделю. Он был художником, Анатолий Гороховец. Фамилию мне дала мама — она была наполовину немкой, наполовину русской.
— Она родилась в Москве, ваша мама?
— Родилась в Москве, но выросла в Берлине. Дома говорили и по-русски, и по-немецки, конечно. Но мама должна была работать, она была, как говорят, single mother — мать-одиночка. В общем, бабушка со стороны папы помогала мне. Это всё было по-дружески, не как часто бывает при разводах. Всё очень цивилизованно, по-европейски, дружелюбно. Все дружили, собирались на обеды и чай вместе. Бабушка была русская, поэтому дома я говорил по-русски. Она вообще говорила только на русском. Когда я пошёл в школу, то ни одного слова по-английски не знал.
— Значит, английского даже не было в семье?
— Нет.
— Как вы сохранили такой хороший русский язык, прожив всю жизнь в США, фактически с трёх лет?
— Так сложились обстоятельства. После Второй мировой войны русская эмиграция очень отличалась. Тогда старались сохранить русскую культуру: была русская церковь, дома говорили по-русски. Это не мешало тому, что эмигранты того времени очень любили Америку и Эйзенхауэра, генерала армии США, который тогда был президентом.
Прекрасный пример — Джордж Баланчин, великий хореограф 20-го века. У него впитана вся русская традиция: Чайковский, русский балет. Великий русский. И он очень любил Америку, даже ковбоев — ходил в ковбойских шляпах и обожал американский дух. Его балет был пропитан русской самобытностью, но с американским акцентом. Мой папа тоже любил Америку и при этом обожал русское искусство. Он был художником.
— Как получилось, что вы выбрали именно творческий путь? То, что вы пришли в профессию — это заслуга вашего отца?
— Думаю, да. Папа был художником, начал актёрскую карьеру в России, затем перешёл к оформлению декораций в театре, а после к живописи. Его любовь к искусству передалась мне. Питер Устинов, известный британский драматург и актёр русского происхождения, говорил: «В нашей семье патриарх кричит на мальчишку: «Ты что, хочешь стать юристом, банкиром? Почему не займёшься чем-то практическим, не станешь скульптором?»
В школе, а затем и в колледже Фордема, где я учился, нас готовили к поступлению. Иезуиты, хотя я православный, управляли школой. Русские люди в Америке отдавали детей в католические школы, потому что считали, что там была дисциплина, которой не хватало.
— А православных школ не было?
— Нет, только воскресные. И уровень образования там был гораздо ниже. Однажды один из иезуитов заболел. У нас в день было шесть уроков: латынь, математика, история. И вот, кажется, на уроке английского учитель заболел, и вместо него пришёл другой, молодой иезуит. Он сказал: «Ваш учитель заболел, так что я просто расскажу вам что-то». Он начал говорить о том, как важно найти себя и выражать свои мысли, свою душу, как Джокер из пьесы. Вдруг меня осенило: я должен быть актёром. Эта мысль никогда меня больше не покидала — я сразу понял, чего хочу.
— А после школы, в колледже: ваша актёрская карьера началась с этого периода, так?
— Да, со школьных спектаклей. Потом начал ходить в театральную студию. Здесь это было не так формально, как в Европе — не было академий, как сейчас в Нью-Йоркском университете. В то время всё происходило в частных студиях и с частными учителями. Это была импровизация, более неформальная. Я учился, а затем проходил курсы, когда приезжали известные педагоги из Лондона и давали мастер-классы.
Считаю, что мне повезло учиться у величайшего в мире эксперта по Шекспиру, одного из основателей Королевской шекспировской труппы — Джона Уайлдера. Среди его учеников были Иэн Маккеллен и другие классические актёры, такие как Эд Кинзли. Я имел возможность работать с ними.
— Как вы попали в большой театр? Студия — это обучение, а как началась работа? Насколько я понимаю, вы начали как театральный актёр, а не сразу в кино или на телевидении?
— Да, у меня появился агент, что было непросто молодому актёру. Агент представлял меня на всех кастингах — и для кино, и для телевидения. Где удавалось найти работу, там и работал.
— В основном вы работали в Нью-Йорке, судя по списку спектаклей. Но вы также уезжали в другие штаты, верно?
— Да, ездил в разные места. В Ланкастере, штат Пенсильвания, я работал в театре Фултон. Это был прекрасный театр. Даже Элеонора Дузе выступала там. Красивый, старый оперный театр XIX века.
— А какая театральная работа, на ваш взгляд, стала самой значимой?
— Для меня это, конечно, Шекспир. Даже в маленьком театре играть Шекспира — самое вдохновляющее занятие. А в кино, конечно, это работа с Томом Хэнксом в «Изгое» и участие в «Американцах».
— Как вы получили роль в «Американцах»?
— Всё просто: агент получает списки проектов, которые снимают, и рекомендует актёров. Затем проводят пробы. Меня вызвали на кастинг, сначала на первый раунд, потом на второй. В итоге я снимался во всех четырёх сезонах, одиннадцать раз. Это была recurring role.
— Вы играли одного из русских работников посольства, верно?
— Да, я был главой КГБ, который формально возглавлял русское посольство в Вашингтоне.
Кадр из сериала «Карточный домик».
— Практически во всех фильмах, если не во всех, большинство ваших ролей — это роли русских. Как знание русского, немецкого и английского языков помогает вам в актёрской работе? Или вы считаете, что стали заложником этой ситуации?
— Это всё закономерно. В мире столько актёров, что если у вас есть нечто особенное, что отличает вас от других, это становится преимуществом. Мало кто знает русский язык, поэтому, например, мне предлагают роли, требующие этого навыка. Агент понимает, что у него через меня больше шансов заработать, представляя меня продюсерам для таких ролей.
— То есть русский язык действительно помогает вам в актёрской карьере?
— Да, очень.
— А вы знакомы с русскими актёрами, которые переехали в США и играют здесь в театрах и кино? Как у них складывается ситуация? Насколько я понимаю, им намного сложнее.
— Да, им сложнее, так как они могут играть только русские роли из-за своего акцента. Я специально делаю русский акцент, когда играю на английском, а у них это естественно. Они не могут играть другие роли, только русские. И почти не участвуют в театре, потому что для них сложно играть Шекспира в труппе с актёрами-шекспироведами или по произведениям американских авторов, таких как Теннесси Уильямс и Артур Миллер. Акцент мешает. Музыкант или танцор, приехавший в США, не сталкивается с такой проблемой, а актёрам сложнее, так как их работа напрямую зависит от языка.
— Понятно. Мы начали сегодняшний разговор с того, что вы и театральный, и киноактёр. Что вам ближе: играть в театре или в кино?
— Это сложный вопрос, каждая ипостась имеет свою прелесть. Я люблю театр за то, что ты долго репетируешь, входишь в этот ритм. Люблю наличие публики, которая сразу реагирует, и ты в ответ реагируешь на публику. Это ты. В кино же ты играешь для камеры, это более интимная работа, как бы в своём мире, это совсем другое, хотя игра есть, только дистанция другая. В театре огромная дистанция, а в кино — вот она перед тобой. Так что в кино ты играешь более интимно, но сама игра одна и та же. Говорят, что сферы разные, но по-моему, нет разницы, просто пропорции другие.
— А если сравнивать с телевизионными шоу, где сложнее, а где приятнее играть?
— Мне кажется, с технической точки зрения для актёра между кино и ТВ нет никакой разницы.
— Что вы скажете о текущих трендах? Ещё лет 5-10 назад кино, наверное, было впереди.
— Сейчас всё иначе. Раньше кино считалось серьёзным искусством, были большие режиссёры, как Бергман и Феллини. А ТВ было просто развлечением: ковбойские фильмы и всё такое. Теперь всё наоборот. Кино — это развлечения для 12-летних мальчиков: фантазии, ракеты, бесконечная стрельба. И всё это мне дико скучно. Настоящая серьёзная работа теперь на ТВ, с хорошими сценариями, глубокими персонажами.
— Какие у вас любимые телевизионные шоу из последних?
— Конечно, сериал «Американцы». Не из-за того, что я там играл, я его смотрел не только ради своих сцен. Он был очень хорошо написан, великолепно сыгран, так что всем рекомендую.
Затем был британский сериал Penny Dreadful («Страшные сказки»). Сначала может показаться, что это ерунда, но это не так. Вы слышали о Джеке-Потрошителе, знаменитом убийце? Все эти истории стоили копейку.
— Да, копеечные книжечки.
— Да, такие книжечки стоили копейку, пени. Режиссёр взял идеи из романов ужасов: «Франкенштейна», произведений Оскара Уайльда и поэта Вордсворта, а также «Дракулы». Он представил, что все эти монстры живут в Лондоне XIX века, и всё сделано с потрясающим вкусом. Из работ Оскара Уайльда он взял очень много. Сериал имеет глубокую философскую и религиозную идею, в которой человек ищет свет среди мрака. В нём играют лучшие актёры из Королевского театра.
Следующий сериал, о котором я хочу рассказать, называется The Chosen («Избранные»). Они уже сняли три сезона и сейчас работают над четвёртым, планируя всего семь сезонов.
— Это про Христа?
— Да, про Иисуса Христа. Это единственный библейский фильм, который мне нравится. Во всех других фильмах Иисус выглядел как неестественная, святая статуя. Такие люди не казались настоящими, поэтому никто бы не последовал за тем Иисусом.
Здесь актёр гениален, потому что его персонаж живой: устает, любит поесть и обладает большим чувством юмора, оставаясь божественным. Когда он кого-то исцеляет, это сделано очень деликатно и с большим вкусом, и мы сразу понимаем, что что-то изменилось. Апостолы имеют свои истории, а не просто стоят как статуи. Например, история Никодима — в Библии о нём лишь несколько строк, но здесь раскрывается его путь как великого учителя еврейского народа. Иисус не изображается как голубоглазый блондин, все приближено к ближневосточной культуре. У него акцент, много рабов и другие персонажи, говорящие с характерным акцентом. Актёр, играющий Иисуса, американец с египетскими корнями, и кажется, у него даже армянская кровь.
— Так, с сериалами разобрались. А что насчёт большого кино? Есть ли какие-то художественные фильмы, которые можно было бы посоветовать?
— The Outfit. Это каламбур: outfit — это костюм, да? Но в Чикаго 30-х годов была организация Аль Капоне под названием The Outfit. В фильме великие английские актёры играют чикагских гангстеров. Марк Райлэнс — вы, наверное, знаете. Он играл русского шпиона в фильме «Мост шпионов» с Томом Хэнксом. Великолепный классический актёр-шекспировед. Также там снимаются Саймон Расселл Билл и Джонни Флинн. Такие фильмы, как The Outfit и «Мост шпионов», я очень рекомендую. Они действительно отличные.
— Шпионская тема не отпускает вас?
— Ну, просто так получается. Эти фильмы — не блокбастеры, не про комиксовых монстров. В «Страшных сказках» режиссер, за небольшими исключениями, использует грим и костюмы, создавая атмосферу вручную, как в театре. Комнаты, реквизит, револьверы — всё это выглядит очень аутентично и не вызывает ощущения фальши.
— У вас была возможность посмотреть какие-то русские фильмы? Есть ли понимание о российском кинематографе?
— Мне нравятся старые русские фильмы со Смоктуновским. И я даже в жизни с ним знаком был.
— Как произошла эта встреча?
— В Нью-Йорке была встреча с Иннокентием, организованная еврейской организацией. Он там выступал, рассказывал истории и читал. Я узнал, что он написал книгу, и после выступления спросил, как могу её достать. Он сказал, что найти её будет сложно, так что я оставил ему свой номер телефона, надеясь, что Смоктуновский мне позвонит. В итоге он действительно позвонил, и у нас состоялась долгий и замечательный разговор обо всём: жизни, религии, Боге.
— В Нью-Йорке есть большая эмигрантская община, русскоязычное комьюнити, куда входят и художники, и музыканты. Вы участвуете в жизни русскоязычной общины? Я знаю, что вы являетесь прихожанином православной церкви в Америке.
— Да, это так. Но я не очень люблю идею эмигрантства. Если вы приехали из России 20 лет назад, то, конечно, хочется быть со своими, ставить пьесы, которые нельзя было поставить там, а здесь можно. Но я уже не принадлежу к этой группе, я ведь здесь вырос. Я не считаю себя эмигрантским актёром, я американский актёр русского происхождения, что не совсем одно и то же. Если скажут: «В этом фильме вы будете играть на русском языке», — окей, хорошо. Но я не хочу быть эмигрантским актёром.
Даже моя церковь, в которую я хожу, является американской. Это православная американская церковь, OCA (Orthodox Church in America). Но наша церковь особенная, не такая, как все остальные в OCA. В ней много русских, сам священник тоже русский, и больше половины прихожан русские. Мне нравится, что я могу быть частью этого, ведь многие из поколения моего отца уже ушли. Они были просто замечательными людьми. Я многих уже потерял. Мне так нравилось знакомиться с русской культурой через этих людей, слушать их рассказы. Поэтому я очень ценю, что в нашей церкви есть много интересных личностей, художников.
Забавная история: один человек из нашей церкви, русский, часто спрашивает меня об актёрском искусстве — как я учу роль и тому подобное. Я спросил его: «А чем ты занимаешься?» Он ответил, что преподает физику. Я подумал, что он простой человек, наверное, программист, но оказалось, что он серьёзно занимается физикой. Интересно, что человек, преподававший физику в Массачусетском технологическом институте, ходит в нашу церковь. Так что у нас в общине есть немало интересных людей.
— Какие советы вы могли бы дать молодым людям, которые хотят начать актёрскую карьеру в театре или кино и только недавно приняли это решение?
— Те, кто приехал из России в качестве актёров или вырос здесь?
— Давайте начнём с русских американцев, которые здесь родились и выросли в русских семьях.
— У них не будет особых проблем, кроме акцента. Если акцента нет, то всё как у других, нет никакой разницы. Но вообще, чтобы стать актёром, это очень трудно. Первый совет: если ты меня спросишь, стоит ли тебе становиться актёром, я автоматически скажу «нет».
— Почему?
— Потому что ты спрашиваешь.
— Значит, ты ещё не принял решения для себя…
— Дело в том, что актёрство должно стать твоей жизнью, ты не можешь жить без этого. Тогда ты не будешь спрашивать, становиться ли тебе актёром. Это как решение стать священником или врачом. Должна быть страсть, любовь к делу. Это самое главное. А путь к этому очень сложен, здесь нет единой формулы. В России, Германии или Франции есть студии, школы, но в Америке всё иначе.
— Университет, театральный институт — всё это формально?
— Да. Хотя сейчас это больше ценится. Есть школа драмы в Нью-Йоркском университете, драматическая школа в Йельском университете. Когда я учился, они уже существовали, но профессионалы смотрели на них свысока: «Ах, это академическое, не настоящее». Теперь это изменилось. Мэрил Стрип, например, окончила Йель. Но в целом, если только что приехал или здесь уже 20 лет, нужно работать над акцентом с опытными педагогами. Это первостепенно. Если ты молодой актёр, играй везде, даже бесплатно, просто играй, играй и играй. И старайся попасть в профсоюз и найти агентство — это основные шаги.
— Если вас позовут сниматься в российском кино, согласитесь или всё зависит от роли?
— Думаю, в нынешней политической обстановке это невозможно.
— Но ведь это временная ситуация.
— Да, надеемся, что через два-три года всё нормализуется. Тогда я буду с удовольствием сниматься в России, конечно.
— Мы, собственно, подъезжаем к Чураевке. Питер, расскажите, пожалуйста, что вас связывает с этим местом? Как так получилось, что вы провели здесь своё детство?
— Моя мама и бабушка, наверное, нашли это место. Русские знакомые могли рассказать им о нём. Это русская деревня, и каждое лето мы приезжали сюда на дачу.
— Значит, у вас здесь была дача?
— Мы снимали дом и фактически проводили здесь каждое лето.
— Что это за место, вкратце?
— Это место было основано писателем Георгием Гребенщиковым. Он купил здесь землю, желая создать русскую культурную колонию писателей. Но проект не сложился, и в конце концов он продал часть земли дачникам. Многие построили дома, в том числе зимние, и здесь поселились интересные люди.
— Это были 1920-е годы, сразу после революционной эмиграции? Насколько я помню, Гребенщиков был сибирским писателем.
— Да, он написал эпопею о братце Чураеве и назвал это место Чураевкой, официальное название — Russian Village. Русский посёлок. Теперь здесь, кажется, осталось только два русских дома, но раньше это был настоящий посёлок в стиле Чехова.
***
…Вместе с Питером мы совершили прогулку по Чураевке. Удивительное ведь дело — русская деревушка посреди американских просторов. В следующей публикации мы подробнее расскажем об этом уникальном феномене.
