Top.Mail.Ru

«Служение, преображающее души»: Интервью с протоиереем Виктором Потаповым в преддверии 75-летия Иоанно-Предтеченского прихода в Вашингтоне

Отец Виктор Потапов, настоятель Иоанно-Предтеченского собора в столице США, Вашингтоне, – один из самых известных священников и проповедников Божьего слова. Его имя стало широко известно благодаря радиопередачам на “Голосе Америки”, которые на протяжении трех десятилетий вдохновляли и укрепляли веру тысяч людей по всему миру. Но не только этим известен отец Виктор – его безвозмездное служение русским соотечественникам в Америке и глубокая преданность пастырскому долгу сделали его поистине легендарной личностью. Сегодня, в знаменательный день 50-летия его священнического служения, отец Виктор продолжает вести свою паству с той же энергией и духовной силой, что и в первые годы своего пути. На следующей неделе его приход отметит еще одно важное событие – 75-летие со дня основания прихода. Мы встретились с отцом Виктором после службы, чтобы поговорить о его жизненном пути, миссии и вдохновении, которое он находит в служении Богу и людям.

Александр: Отец Виктор, поздравляю вас с юбилеем! Спасибо, что согласились дать интервью. Давайте начнем с самого начала. Я знаю, что вы родились в Германии, в лагере для перемещенных лиц, а затем переехали в Америку. Могли бы вы рассказать вашу историю, начиная с этих событий?

Отец Виктор: Конечно. Я родился 24 декабря 1948 года в лагере для перемещенных лиц в Манхенгофе, Германия. В таких лагерях в основном находились советские беженцы из разных регионов Советского Союза. Моя мать и ее семья были вывезены немцами из оккупированной Украины на принудительные работы в Германию. После окончания войны у них был выбор: вернуться на родину в Советский Союз или остаться в Германии. Поскольку их семья пострадала от репрессий в 30-х годах, они решили не возвращаться и остались в Германии.

Мой отец был советским военнопленным, который попал в плен к немцам. Впоследствии он присоединился к движению Власова, которое в России воспринимается крайне негативно. Но нужно понимать, что его семья тоже была репрессирована, и у него не было симпатий к советской власти. Его отец погиб в Бутырской тюрьме. Немцы плохо относились к советским военнопленным, но власовцам они доверяли больше, поскольку те участвовали в подготовке наступления против Советского Союза. Однако это наступление так и не состоялось, и немцы не до конца доверяли советским солдатам, опасаясь, что те могут повернуть оружие против них.

Отец умудрился сбежать из лагеря советских военнопленных. Вместе с товарищем они бежали, но товарищ погиб в пути, а отец добрался до лагеря, где находилась моя мать и ее семья. Они скрыли его, и, когда опасность миновала, между ними развились отношения, и они поженились. В каждом лагере была барачная церковь, где служили русские священники. В Манхенгофе, например, служил отец Митрофан Зноско-Боровский, который позже стал епископом Митрофаном в Нью-Йорке. Он и венчал моих родителей.

о. Виктор Потапов

Все, кто находился в лагере, ждали возможности уехать в другую страну. Очень немногие остались в Германии; все стремились уехать как можно дальше от Советского Союза, опасаясь, что до них может добраться рука Кремля. Мой отец был настойчивым человеком и не соглашался уехать куда попало. Люди, у которых была возможность уехать в Чили или Аргентину, делали это сразу, а отец сказал: “Нет, будем ждать. Мы хотим в Америку или Канаду”. В итоге, спустя время, им удалось уехать в США. Они пересекли Атлантический океан на корабле и прибыли в Нью-Йорк, когда мне уже было почти два года.

Наши знакомые, которые обосновались в Кливленде, штат Огайо, пригласили нас туда, потому что там было много работы на фабриках. Это было время послевоенного бума. Мы переехали в Кливленд, где я вырос. Вся наша семья, включая дедушку, отца, мать и теток, работала на фабриках. Мы все жили вместе в одной квартире, собирали деньги в общий котел. Со временем дедушка смог купить большой трехэтажный дом, куда мы все переехали.

Отец недолго проработал на фабрике — он решил учиться на каменщика и преуспел в этом. Он был настоящим самородком. Вскоре он стал подрядчиком и построил собственный дом, куда мы переехали в пригороде Кливленда. Каждый год он строил два-три кирпичных дома. Он считал, что деревянные дома недолговечны, а кирпичные дома, по его мнению, могли простоять 500 лет. Так что мы жили только в домах, построенных отцом. В Кливленде я жил до 18 лет, после чего решил поступить в университет.

Александр: Вот у меня вопрос: как вы определились с выбором духовного пути и решили поступить в семинарию? Ведь вы же закончили обучение в Джорданвилле, верно?

Отец Виктор: Да, верно. Мне было около 16 лет, когда я уже воцерковился. Я очень полюбил Церковь и почувствовал желание служить ей. В Кливленде, где мы жили, мой отец построил храм в честь Сергия Радонежского, и я там прислуживал. Настоятель, отец Михаил Смирнов, научил меня читать по церковно-славянски, хотя я тогда плохо говорил по-русски. Вы знаете, в Америке того времени, как и сейчас, бущевала русофобия, и в разгар холодной войны люди часто не понимали разницы между русскими и советскими, между русскими и коммунистами. Это было особенно тяжело для меня, как для ребенка. Я не понимал, почему люди не могут различать, ведь мои родители пострадали от советской власти, уехали и начали новую жизнь. В какой-то момент мне стало так тяжело, что я даже не хотел говорить по-русски.

Церковь стала для меня спасением. Через нее я полюбил Россию и русскую культуру настолько, что решил стать священником. Мои родители хотели, чтобы я поступил в университет, и я был не против, но это было время Вьетнамской войны, и я, будучи большим патриотом Америки, даже думал о военной службе. Я верил в тогдашнюю пропаганду, что нужно остановить коммунизм, в том числе во Вьетнаме. Конечно, это было наивно. Но в итоге я решил поступить в семинарию.

Каждое лето, начиная с 15-16 лет, я проводил в Свято-Троицом монастыре в Джорданвилле в штате Нью-Йорке. Там была летняя программа для мальчиков, и семинаристы занимались с нами. Мы жили как монахи: вставали рано, молились в храме, завтракали, а затем работали. Тогда в Джорданвилле было большое фермерское хозяйство — тысяча акров земли, сено, коровы. Это было очень интересно для нас, мальчишек, и одновременно мы приобщались к православной монашеской жизни. Мы ходили на службы утром и вечером, работали бок о бок с монахами, и они нас очень любили, видели в нас будущую смену. У меня остались замечательные воспоминания о Джорданвилле и двух своих сыновей посылал участвовать в этой летней программе в Джорданвилль.

Эта привязанность к монастырю и определила мой выбор — я решил сменить университет на семинарию, и об этом никогда не жалел. Впоследствии я продолжил учебу в университете летом, на интенсивных курсах магистратуры, по направлению советских исследований. Я изучал историю России, Советского Союза, литературу, что значительно расширило мои знания. Благодаря семинарии и университету я также лучше выучил русский язык, ведь раньше мои знания ограничивались бытовыми выражениями.

Александр: Получается, английский — ваш первый язык, а русский — второй?

Отец Виктор: Да, конечно.

Александр: Но создается впечатление, что наоборот?

Отец Виктор: Иногда действительно так кажется. Сейчас, когда я выступаю по-английски, мне порой приходится искать нужные слова. Это удивительно. К тому же, моя жена — русская, что тоже играет свою роль.

Александр: Расскажите, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях с Марией Сергеевной. Насколько я знаю, у вас с ней очень интересная история.

Отец Виктор: Да, это действительно так. Когда я учился на третьем курсе семинарии, курс был пятилетним, и я собирался летом работать, чтобы заработать деньги. Но архиепископ Лавр, будущий предстоятель Русской зарубежной церкви, решил организовать паломничество на Святую Землю. Я подумал, что было бы прекрасно присоединиться к этой поездке. Родители помогли мне финансово, и перед отъездом отец сказал: “Только смотри, не влюбляйся, ты едешь на паломничество.” Он знал что я всегда был немного романтиком.

Прежде чем отправиться на Святую Землю, я поехал в Грецию, на Афон, впервые в жизни. Я посетил все монастыри, и мое путешествие совпало с престольным праздником русского Пантелеймоновского монастыря в начале августа. В то время монастырь был на грани упадка, все старые монахи уже ушли. Но каким-то чудом туда приехала группа монахов из Псково-Печерского монастыря, получившая разрешение от греческого правительства, что было довольно необычно, ведь греки обычно не доверяли русским.

Пантелеймоновский монастырь до революции насчитывал около 5000 монахов и был огромным, с множеством церквей и впечатляющей архитектурой. Я поехал туда с определенной опаской, ведь между зарубежной церковью и Московским патриархатом были натянутые отношения, мы фактически считались врагами. Но мне было любопытно увидеть все это своими глазами.

Я участвовал во всенощном бдении, которое начиналось в 10 вечера и заканчивалось в 5 утра. Настоятель монастыря, отец Авель, родом из Рязани, принял меня как родного, и остальные монахи также отнеслись ко мне с большой теплотой. Они знали, что я из зарубежной церкви и учусь в семинарии, но это не помешало им проявить ко мне братскую любовь. Мне подарили иконы и другие памятные вещи. Я также ходил по русским скитам и монастырям, где уже не было монахов, и это было одновременно грустно и интересно.

В аптеке одного из монастырей, где еще стояли старые бутылочки с лекарствами, я спросил монаха, можно ли взять что-то на память. Он разрешил, и я набил карманы этими бутылочками и другими вещами, которые до сих пор храню у себя дома.

Отец Авель позже вернулся в Россию и стал настоятелем Иоанно-Богословского монастыря в Рязани. Мы снова встретились в 1988 году в Москве, на праздновании Тысячелетия Крещения Руси. Он нашел меня, потому что услышал по радио, что я буду в России, и привез мощи, которые сейчас находятся в нашем храме.

На Афоне отец Авель предложил мне взять академический отпуск на год и пожить с ними. Он сказал, что год на Афоне научит меня большему, чем пять лет семинарии. 

После Афона я поехал на Святую Землю, настроенный на монашеский лад. Там я встретил нашу паломническую группу, а с другой стороны приехала группа русской молодежи из Парижа. Одна из паломниц из Нью-Йорка обратила внимание на девушку из французской группы и захотела нас познакомить. Я сначала отнекивался, ведь обещал отцу, что не буду влюбляться. Но эта женщина хитростью устроила нашу встречу.

Мы познакомились у Гроба Господня. У Маши, моей будущей жены, был термос с чаем, и я, испытывая жажду, из вежливости пригласил ее сесть рядом. Она налила мне чай, и мы начали общаться. Потом мы пошли вместе с крестным ходом по Крестному пути, который проходил перед праздником Успения Божией Матери, и, увлеченные разговорами, оказались в хвосте процессии.

Так началось наше знакомство. Через четыре дня я вернулся в Джорданвилль, а Маша — в Париж. Мы начали переписываться. На рождественские каникулы я копал могилы в монастыре, чтобы заработать деньги на билет в Париж. Когда я приехал к ней в дом, в первый же день сделал ей предложение.

С супругой Марией Сергеевной

Александр: У нее была фамилия Черткова?

Отец Виктор: Да, это дворянская фамилия. Ее мать была из рода Родзянко, а отец — Чертков. Вы, наверное, знаете, что у Льва Николаевича Толстого был секретарь по фамилии Чертков. Это та же семья. Чертковы — древний род, но мой тесть не любил вспоминать о том, что его родственник был секретарем Толстого. Он считал Толстого еретиком, хоть и признавал его талантливым писателем, но полагал, что тот сбился с пути.

Александр: 1 сентября 1974 года, ровно 50 лет назад, вы закончили семинарию и были рукоположены в священники. Не могли бы вы рассказать о том, что произошло с момента вашего рукоположения до того, как вы переехали в Вашингтон и начали служить здесь?

Отец Виктор: Конечно. На четвертом курсе семинарии я был рукоположен в диаконы. В то время я уже был женат, и женатым студентам разрешалось жить вне монастыря и учиться заочно. Поэтому я закончил последний год семинарии заочно, проживая в городе Наяке, шт. Нью-Йорк. В Наяке служил очень известный священник Русской зарубежной Церкви, отец Серафим Слободской, автор книги «Закон Божий», на которой выросло несколько поколений русских людей, как здесь, так и в России. Его книга переиздавалась множество раз. Я очень надеялся служить диаконом у него, но, к сожалению, он скончался незадолго до моего рукоположения. Мои первые 40 дней в Наяке были посвящены ежедневным панихидам по нему, так что я его лично не застал. Но я успел сослужить с его учеником, отцом Георгием Лариным, ныне покойным. Я служил диаконом три года, а в 1974 году митрополит Филарет рукоположил меня в священники и отправил служить в город Стратфорд, штат Коннектикут.

Александр: Это тот город, где был завод Сикорского?

Отец Виктор: Да, Стратфорд известен по двум причинам: там находится завод вертолетов Сикорского и знаменитый Шекспировский театр, построенный по форме Стратфордского театра в Англии. Это были замечательные три года. Приход был маленьким, и для новоиспеченного священника это было полезно — работать в таком месте. Мы с прихожанами жили очень дружно, практически под одной крышей с храмом.

Мой заработок от прихода был небольшим, поэтому я устроился на работу в Нью-Йорке, на Манхэттене. Оказалось, что я работал на ЦРУ, хотя в первый год я этого не знал. Узнал только спустя год, когда мне стали больше доверять. Моя работа заключалась в том, чтобы помогать новым иммигрантам обустроиться в Америке. Эта организация называлась Bedford Publications, позже переименованная в International Literary Fund. Мы издавали книги, запрещенные в Советском Союзе, такие как “1984” Джорджа Оруэлла и “Скотный двор”. ЦРУ выделяло на это значительные средства, и наша задача была находить советских туристов, ученых и передавать им эти книги, которые они потом увозили с собой.

Я также проводил интервью с этими людьми, спрашивал, какие радиостанции они слушают, какие книги читают и какие бы хотели, чтобы мы издали. В благодарность за информацию я помогал им с переездом, нанимал грузовики, перевозил мебель, переводил и т. д. Интересно, что большинство респондентов, среди которых было много русских и евреев, выражали интерес к христианской литературе, особенно православной. Я написал об этом меморандум начальству, и они поручили мне закупать религиозные книги. Пользуясь моментом я пополнял и свою библиотеку, покупая книги в Джорданвилле и других местах.

Однако, как это часто бывает с хорошими начинаниями, программу вскоре сократили. А с 1976 года я начал работать на «Голос Америки», о чем вы, наверное, уже знаете.

Александр: Вы стали известны на весь мир благодаря своим радиопередачам. Я часто слышал истории, как люди говорили что  эти передачи по “Голосу Америки” повлияли на их жизнь. Многие говорили, что благодаря этим передачам пришли в церковь.

Отец Виктор: В 1977 году я начал работать на «Голосе Америки». На тот момент я уже некоторое время служил, и меня очень интересовала возможность работы, связанной с Россией. Стратфорд был маленьким городом, и мне хотелось служить не только приходу, но и как-то быть полезным России. Я начал писать в различные организации, связанные с Россией, включая компании, занимающиеся торговлей с Советским Союзом, предлагая свои услуги в качестве переводчика. И вот однажды подумал: “Почему бы не написать на «Голос Америки»?” Я отправил им письмо, и, к моему удивлению, вскоре получил звонок из Вашингтона от Никиты Моравского, который впоследствии стал моим прихожанином. Он сказал: “Мы получили ваше письмо. Что вы еще можете делать?” Я ответил, что могу всё — ведь на работе всегда нужно быть готовым ко всему. Меня пригласили на собеседование в Нью-Йорк, и после его успешного прохождения Никита снова позвонил и сказал, что меня приняли.

Когда я сообщил об этом митрополиту Филарету, он был очень рад. Он сказал, что в Вашингтоне нужен молодой священник, так как тамошний батюшка уже старенький и ему нужен помощник. Я обещал своему приходу в Стратфорде, что не уеду, пока не найдут замену. Поэтому я несколько недель ездил в Вашингтон на работу, а на выходные возвращался, чтобы служить. Когда наконец нашли священника на мое место, я с чистой совестью переехал в Вашингтон в 1977 году.

В Вашингтоне я обнаружил, что религиозную передачу вел еврей по имени Владимир Матлин. Он был очень порядочным человеком и вел получасовую программу под названием «Обзор религиозной и общественной жизни Америки». Меня наняли как журналиста, хотя у меня не было журналистского опыта. Однако я очень хотел заниматься религиозными передачами, и Владимир Матлин тоже хотел, чтобы я взял на себя эту часть, так как еврейская тематика была ему ближе. В итоге решили, что первые 20 минут программы будут посвящены христианству, а последние 10 минут — еврейской тематике.

Так я начал вести свою передачу, и вскоре начали поступать письма из России. Эти письма были очень положительными, и люди писали, что передача — как глоток свежего воздуха. В начале меня не представляли по имени, поэтому слушатели не знали, кто ведет передачу. Но когда количество писем увеличилось, мою передачу сделали отдельной, назвав ее «Религия в нашей жизни». Мне добавили время — до 45 минут, и она стала выходить пять раз в неделю с повторами. Открывал я программу словами “у микрофона свящ. Виктор Потапов”.

В 1984 году Конгресс объявил годом Библии, и мне поручили ежедневно читать отрывок из Евангелия в конце политической программы. Потом решили передавать в эфир Литургию из моей церкви. Техники записали семь литургий, и каждое воскресенье я дописывал к Литургиям новые кусочки из евангельских чтений и проповедей. В итоге я отвечал за 18 часов эфирного времени каждую неделю, совмещая это с приходской деятельностью. Мы начали строить храм, и это было удивительное время — я был молод, и мне казалось, что я могу все. У нас были замечательные прихожане, которые вкладывали в дело всю душу.

Александр: Почему вы перестали вести эти передачи? Вышли на пенсию?

Отец Виктор: Да, я проработал на радио почти 30 лет. Когда я женился, дядя моей жены, отец Владимир Родзянко, вел религиозные программы на BBC в Лондоне. Он присылал записи своих передач семье, которая жила в Наяке, и я слушал их, когда был диаконом. В те времена у меня часто возникала мысль: “Как было бы хорошо вести такие передачи”. И, как видите, это желание сбылось.

Я уверен, что это произошло по молитвам святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Франциского. Он явился мне во сне и как бы предсказал все это.

Александр: На этой неделе 75 лет вашему приходу. Вы возглавляете этот приход уже сколько лет?

Отец Виктор: Я возглавляю приход уже 47 лет.

Александр: Может быть, вы могли бы немного рассказать историю этого прихода? Ведь 75 лет — это значительный срок. Вы сегодня на службе сказали, что вы почти ровесники с этим приходом.

Иоанно-Предтеченский собор

Отец Виктор: Да, действительно. Приходу 75 лет, и мне тоже 75 лет. Дело в том, что в 1949 году здесь уже существовал приход Святого Николая на Массачусетс-авеню. Он был основан в 1930-х годах и входил в Американскую митрополию. Но многим русским людям хотелось быть в русской церкви, а не в американской. Тогда в Вашингтон приехал архиепископ Иоанн Шанхайский из Сан-Франциско, наш великий святитель, ныне канонизированный как святой. Он приехал, чтобы лоббировать в Конгрессе изменение иммиграционного закона, чтобы русские люди, которые бежали из коммунистического Китая и застряли на филиппинском острове Тубабау, могли эмигрировать в США.

Архиепископ Иоанн пробыл здесь четыре месяца, и за это время он объединил местных русских. После его отъезда он назвал общину в честь Усекновения главы Иоанна Предтечи, потому что первую службу на частной квартире он провел 11 сентября 1949 года, в день этого праздника. После службы на квартире они смогли арендовать часовню в крипте англиканского Национального собора на Массачусетс-авеню, и там продолжали служить.

В 1958 году Александр Фетисов нашел участок земли, где мы сейчас находимся, на углу Шепард-стрит и 17-й улицы. Они купили эту землю, построили зал и квартиру для священника. Службы начали проводить в этом зале, и предполагалось, что храм будет построен на втором этаже, а зал останется внизу. Но денег не хватало, поэтому с 1958 года по 1976 год службы продолжались в зале, с временным куполом. Храм был простым и не имел особой архитектурной выразительности, иконы были бумажными — как мы говорим, “по-иммигрантски”.

Однако нашелся талантливый архитектор и единоверческий священник, отец Дмитрий Александров, который впоследствии стал епископом Русской зарубежной церкви. Он сумел использовать этот простой зал как фундамент и построил красивый храм в московско-ярославском стиле XVII века. Во время строительства мы продолжали служить внизу, и я помню, как несколько раз во время службы дождь проникал через потолок, создавая плесень и сырость.

Первую службу в новом храме мы провели на Пасху 1981 года, и, несмотря на временный иконостас и белые стены, акустика была потрясающей. Все были окрылены и радовались тому, что скоро будем служить в новом храме. Впоследствии мы завершили отделочные работы, заказали новые иконы для иконостаса у отца Фёдора Юревича и других мастеров.

Сейчас у нас службы проходят на двух языках: ранняя литургия каждое воскресенье на английском в 8 часов утра, а затем в 10:30 — на славянском языке. У нас два хора, две воскресные школы и летний детский лагерь в горах Западной Вирджинии. У нас также очень активное сестричество. Слава Богу, за эти 75 лет мы успели сделать многое.

Александр: Интересная тенденция. В Америке многие приходы сталкиваются с уменьшением числа прихожан, наблюдается отток. А у вас, наоборот, не только сохраняется число прихожан, но и растет. За счет чего это происходит? В чем ваш секрет?

Отец Виктор: Вы знаете, я думаю, что секрет в том, что наш приход живет полноценной жизнью, и люди это замечают. Многие иммигранты, особенно недавние, в первые годы жизни в Америке чувствуют себя чужими. У них может возникать некая тоска по родине или даже сожаление о том, что они уехали. В такой ситуации люди ищут что-то близкое, родное, и что может быть более своим, чем русский храм? Они приводят детей крестить, отправляют их в наш летний лагерь, учат их Закону Божьему, и постепенно включаются в жизнь прихода.

У нас около девяти десятых прихожан — это люди, которые выехали из Советского Союза и современной России. Старожилов осталось совсем немного, и большинство из них я уже похоронил. Люди, приходя в наш храм, обретают здесь благодать Божию, удовлетворение своих духовных поисков и поддержку.

Мы также очень активно занимаемся благотворительностью, стараясь идти по стопам нашего основателя, святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Франциского, который всю жизнь заботился о людях и помогал им. Например, каждую субботу около 30 бездомных приходят к нам, и мы их кормим, одеваем. У нас в гараже всегда полно одежды, которую приносят прихожане. Мы её стираем, если нужно — чиним, а потом раздаем нуждающимся. Они в основном афроамериканцы, так как район, где мы находимся, преимущественно афроамериканский.

Мы также ведем прямую трансляцию наших богослужений. Например, сегодня службу смотрели около 100 человек онлайн. Когда я болею, я тоже смотрю трансляцию из дома.

Александр: Как вы оцениваете размер прихода сегодня?

Отец Виктор: У нас около 500 семей.

Александр: Это больше тысячи человек?

Отец Виктор: Да, это очень большой приход.

Александр: Как вы умещаетесь?

Отец Виктор: Не все формально записаны. У нас есть и прихожане, и так называемые “захожане”. Прихожанин — это тот, кто заполнил формуляр, получил одобрение Приходского Совета и стал официальным членом прихода и платит ежемесячные взносы. Взнос составляет 35 долларов в месяц, для пенсионеров и студентов — 15 долларов. Это небольшие деньги, но если 400 человек платят по 35 долларов в месяц, это уже что-то. Но самое главное — это не сумма, а то, что человек, платя членские взносы, чувствует себя частью общины. Он понимает, что он действительно член прихода, а не просто сторонний наблюдатель.

Кроме того, у нас много захожан, тех, кто регулярно посещает храм, но не оформлен как официальный член прихода. Я понимаю психологию многих бывших советских людей, которые не хотят официально причислять себя к какой-либо организации, потому что в прошлом их заставляли записываться в пионеры и другие организации. Но со временем это отношение меняется, и все больше людей понимают важность принадлежности к общине.

Александр: На следующей неделе будет праздноваться 75 лет со дня основания прихода. Не могли бы вы немного рассказать о предстоящих мероприятиях и как будет проходить празднование?

Отец Виктор: Конечно. Мы будем официально отмечать 75-летие прихода 11 сентября, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, когда владыка Иоанн Шанхайский служил первую литургию. Однако, поскольку 11-е сентября выпадает на среду, мы решили провести основное народное празднование в выходные, 7 и 8 сентября, чтобы было удобнее для всех.

В эти дни к нам приедут наш первый святитель, митрополит Николай, и еще три епископа: архиепископ Гавриил Монреальский, епископ Лука из Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, и владыка Иероним, который сейчас на покое. Также ожидаем приезда целого ряда священников из разных городов. Особым событием будет прибытие чудотворной гавайской Иверской мироточивой иконы Божией Матери.

Это поразительное чудо. От нее постоянно течет благоуханное масло с 2006 года. Икона бумажная, наклеенная на доску, но с нее непрерывно истекает миро с удивительным небесным ароматом. Каждый, кто придет на богослужение, сможет получить ваточку, пропитанную этим миром. Это удивительное чудо, и вы можете почитать об этом в интернете — просто наберите “гавайская икона”.

Мы начнем с торжественного богослужения вечером 7 сентября, а затем 8 сентября пройдет большая архиерейская служба. После службы в большом зале пригорода Вашингтона состоится торжественный банкет, где выступят наши архипастыри. Мы также покажем видеофильм, который готовим к нашему празднику, и будем продавать альбом «История нашего прихода» с фотографиями. В подарок каждому участнику будут вручены кружки с эмблемой нашей церкви. Уже 400 человек купили билеты, так что это будет действительно значительное событие.

Александр: Спасибо вам большое за интервью. Еще раз поздравляю вас с 50-летием служения. Вы делаете огромное и важное дело.

Отец Виктор: Спасибо вам.

1 сентября 2024