Борис Постовский – легенда советских, российских и американских шахмат. В качестве тренера и капитана сборной России он четырежды поднимался на вершину шахматного Олимпа, а также привел команду к победе на чемпионате мира в Швейцарии в 1997 году. Под его руководством сборная ни разу не опускалась ниже первого места. Мы разговаривали больше часа – о том, как готовить шахматистов, насколько важна энергетика, и как на девятом десятке лет поддерживать хорошую форму. Договорить не успели: Бориса Наумовича позвали неотложные дела. Но я надеюсь, что, выражаясь шахматным языком, эта партия будет продолжена в ближайшее время.
Автор: Дмитрий Злодорев
– Борис Наумович, когда мы с Вами договаривались об интервью и я болел, Вы сказали, что не хотите назначать время до моего выздоровления, чтобы мы были в равных условиях. Для Вас принципиально важно, чтобы человек на другом конце – будь то провода или доски – всегда был с Вами в равных условиях?
– Ну, конечно. Важно, чтобы люди были в равных условиях. На мой взгляд, в шахматах энергетика решает практически все. Что мы из себя представляем, если не обладаем никакой энергией?
– Как раз по поводу энергии. Вы сказали, что до 4-х часов дня обычно находитесь в разъездах. Расскажите, что делает человек Вашего 87-летнего возраста в Бостоне каждое утро?
– Ну это по-разному бывает. Все время возникают какие-то занятия, проблемы. Ведь живешь-то не один, вокруг тебя близкие. Одни находятся в Израиле, другие в Украине. Знаете, сейчас время какое-то неспокойное. К сожалению, все это накладывает негативный отпечаток на общее состояние.
– Я слышал, что Вы уделяете большое внимание физической нагрузке, делаете отжимания, чуть ли не в тренажерный зал ходите.
– Скажем так: до коронавируса я в общем-то смотрелся неплохо. Но КОВИД нанес удар по всем, в том числе и по мне, потому что закрылись спортзалы и всевозможные фитнесы. Сейчас, когда все это стало заканчиваться, я пытаюсь восстановить свое прежнее физическое состояние. Но все это не так просто. Во всех спортивных занятиях, да и в любом деле, важна регулярность: как только прекращаешь их, так сразу теряешь форму.
Сейчас я стараюсь снова ходить в спортзал, но конечно, пока не могу сравнить свою форму с той, которая была до пандемии. Хотя прекрасно понимаю, что восстанавливаться необходимо. А когда у человека есть такое понимание, то оно заставляет его следовать этому. Так что я надеюсь, что смогу окончательно восстановить физическую форму.
– Интересно, а у Вас есть какой-то минимум, сколько Вы проводите в день за шахматной доской?
– За саму доску я сейчас, может быть, сажусь крайне редко. Но ведь общение с шахматистами – это те же самые шахматы по сути. Скажем, не так давно я разговаривал с гроссмейстером Иосифом Дорфманом. Он мне рассказывал интересные вещи, мы стали кое-что вспоминать. Неожиданно я посмотрел на время, и оказалось, что мы с ним проговорили больше часа. Он мне показывал какие-то варианты, мы смотрели его партию с Анатолием Карповым из 44-го чемпионата СССР 1976 года в Москве, где я был арбитром.
Иосиф показал мне очень многие любопытные вещи: когда-то их и близко не видели, а теперь, при компьютерном анализе, открылись совершенно неведомые позиции. И вот мы смотрели эти позиции, и проговорили так долго, хотя мне казалось, что общаемся совсем немного. Главное в занятиях шахматами в любых тренировках – это регулярность.
– На Ваш взгляд опытного тренера, сколько времени нужно уделять доске молодому шахматисту? И что важнее – игра или теория?
– Так нельзя ставить вопрос. Многое зависит, во-первых, от квалификации, возраста, от других интересов человека. Есть ли в его жизни только шахматы, или, допустим математика, футбол или еще что-то. Ясно одно: если ты хочешь добиться серьезного успеха, то сейчас шахматы требуют еще большей отдачи, чем раньше. Ими нужно заниматься очень много.
Во-первых, появился компьютерный анализ. Как мне рассказал тот же Дорфман, можно подключить к своей партии два компьютера, и они будут ее играть на компьютерном уровне. Таким образом, ты сможешь увидеть то, что раньше даже близко не видел. С появлением таких возможностей все значительно усложнилось, и потому требуется хорошее знание в том числе и компьютерной техники.
Когда-то я пришел к заключению, что по-настоящему шахматами следует заниматься только тем людям, которые без них не могут жить. Это не значит, что остальные вообще не должны к ним прикасаться, нет. Можно выйти в скверик, поиграть с приятелями, принять участие в каком-то турнире – так, не на очень серьезном уровне, просто получить какое-то удовольствие.
Если же шахматы рассматривать не как увлечение, а как стремление добиться высоких результатов, то это совсем другое. Для этого требуется уже очень много. Я думаю, нужно трудиться не менее 6-7 часов в день.
– И семь дней в неделю?
– Семь – нет. Должна быть какая-то разрядка, так что без выходных шахматами заниматься не нужно. Это уже слишком, потому что все-таки должны быть и какие-то другие занятия. Я думаю, 5-6 дней в неделю по 6-7 часов – это то, что сейчас требуется.
– А что все-таки важнее для серьезного шахматиста – игра или теория? Или одно крепко связано с другим?
– Сейчас без игры вообще не может быть речи ни о чем. Это раньше играли намного меньше. А сегодня игра требуется обязательно: то, что ты изучаешь в теории, над чем ты работаешь – все это нуждается в проверке.
С другой стороны, можете Вы себе представить, чтобы, условно говоря, баскетболист или футболист не играл? Это же невозможно. Так же и в шахматах. Раньше, допустим, Михаил Ботвинник мог не выступать долгое время, заниматься наукой, а потом показывать высокие результаты. В наше время это уже невозможно.
Во-первых, сейчас требуется пристально следить за тем, что происходит в шахматном мире. И шахматисты следят за этим, а часто им помогают в этом их секунданты. Сейчас проводится очень много турниров. Кроме того, они следят даже за игрой компьютеров, где появляются какие-то новые идеи.
А если учитывать, что сейчас люди играют еще и онлайн, эти бесконечные турниры по быстрым шахматам, блицу и прочему, то нагрузку, которая выпадает на шахматистов, трудно себе представить.
Другое дело, должно быть определенное равновесие, чтобы поддерживать физическое состояние, чтобы у тебя были силы играть. Большой расход энергии требует серьезного отношения к восстановлению организма после сыгранной партии. Все это касается любого вида спорта и любой деятельности. Даже если вы возьмете, например, балет – там те же самые проблемы. Это очень серьезные вещи.
– А вот Магнус Карлсен играть сейчас фактически перестал.
– Он перестал играть в классику, но очень много внимания уделяет быстрым шахматам в разных турнирах. Причем, с самым разным контролем времени. Так что как раз играть он продолжает, и очень много, у него нагрузка очень большая.
Классика стала скучновата Магнусу, и мне кажется, здесь он ждет появления новых звезд, с которыми ему захочется сразиться. И они появляются. Одно время норвежец говорил, что если бы Алиреза Фируджа победил на турнире претендентов, то он с удовольствием провел бы с ним матч за звание чемпиона. Но сейчас выяснилось, что Фирудже, при всем его таланте и очень сильной игре, чего-то все-таки не хватает. Не так давно в Узбекистане появился Нодирбек Абдусатторов, очень сильный молодой шахматист, который много работает. И конечно, Доммараджу Гукеш из Индии. Сейчас появилось и много других сильных молодых шахматистов. Так что кандидатуры соперников для Карлсена возникают.
– В России и в США Вы видите таких юных звездочек, которые со временем могут бросить перчатку тому же Карлсену или другому чемпиону?
– Я пока таких не вижу. Вообще, на мой взгляд, в Америке мало кто профессионально занимается шахматами, п отдает им себя полностью. Конечно, есть шахматисты, входящие в первую мировую пятерку: Фабиано Каруана, Хикару Накамура. Но Накамура, при всей его гениальности, не отдает все силы борьбе за шахматную корону, а занимается шахматным бизнесом, ведет свои стримы.
– Вы ведь наверняка общались с ним. Что скажете?
– С Накамурой я мало общался. Конечно, видел его партии, он очень талантлив, тактик очень сильный. Но его отношение к шахматам… Знаете, раньше говорили, что Каисса, богиня шахмат, сверху все видит. И если человек не всецело отдается шахматам, то она не будет к нему благосклонна.
Накамура в большей степени игрок. Я это понятие в шахматах не люблю, и его многие не любили. Поиграть блиц, вести стримы, что-то рассказывать –это, безусловно, интересно для зрителя, но не способствует достижению самого высокого уровня.
Ради того, чтобы стать чемпионом мира, нужно от многого отказаться. Нельзя одновременно играть множество партий с регламентом, допустим, в одну минуту или три минуты, и бороться за шахматную корону. Эти вещи несовместимы. Хотя нынешние шахматисты это любят. Для них блицы – это удовольствие, отдых, а еще заработок. Я так это вижу.
– А почему молодежь в Америке, на Ваш взгляд, не посвящает себя шахматам?
– Молодежь здесь больше времени уделяет получению образованию. По моему мнению, шахматы очень полезны в юном возрасте – 4-5-10 лет. В это время детский мозг очень восприимчив и можно учить детей стратегии, тактике, принятию решений. А дальше многие перестают заниматься серьезно, поскольку есть другие направления. Ведь кто гарантированно хорошо живет в шахматах? Ну, может, первые двадцать спортсменов. Но это же во всем мире – представьте себе. А, скажем, хороший специалист в области компьютерных технологий – а таких десятки тысяч – прекрасно живет с материальной точки зрения и не испытывает таких стрессовых потрясений. Ведь шахматы – это огромная эмоциональная нагрузка на организм.
Занятия только шахматами в данном плане носит, я бы сказал, «опасный» характер. Но это как в спорте в целом: очень трудно войти в топ-10 шахматистов, и даже в топ-20. Это требует очень больших способностей, энергозатрат без гарантии успеха. Шахматы – это суровая борьба. Если Вы просто ради удовольствия занимаетесь, то просто изучаете, анализируете, получаете удовольствие и знания. Но у вас нет борьбы, стрессов. С этой точки зрения, шахматы – очень трудное вид деятельности.
– Вы уже несколько раз в нашем разговоре сказали об энергии. И из Ваших прошлых интервью я понял, что Вы придаете огромное значение этому, в том числе и психологической подготовке. В самые неожиданные моменты Вы предлагали своим подопечным шахматистам пойти погулять, хорошо поесть, выспаться. По-моему, Майю Чибурданидзе выгуливали по несколько часов подряд, пока она не падала от усталости.
– Нет, это не Чибурданидзе, а другая выдающаяся грузинская шахматистка Нана Александрия. Очень сильная, одна из лучших в Союзе и мире, она была вице-чемпионкой мира, многократная олимпийская чемпионка в составе сборной СССР. Однажды вечером Нана позвонила мне из подмосковной Дубны, где она играла матч на первенство мира с четырехкратной чемпионкой СССР Ириной Левитиной с просьбой приехать и помочь ей, так как у нее возникли серьезные проблемы: она не могла есть, спать, а соответственно, и бороться. На следующий день был отдых. Я рано утром приехал в Дубну, мы с ней вышли на лыжную трассу. Инвентарь был ужасный. Я сам не Бог весть, какой лыжник, она вообще почти не умела кататься. Но тем не менее, я объяснил ей, что мы будем кататься до тех пор, пока она не захочет кушать. Мы катались часа два, пока она не сказал, что хочет есть. А в ресторане я сказал ей, что будем обедать до тех пор, пока она не захочет спать. Так мы провели целый день, и на следующий день она выиграла.
Когда пропадает сон – это самое страшное, что может быть у шахматиста. Наравне с насморком, при котором играть очень трудно. Поэтому им необходима помощь не только в плане теории, но и с точки зрения физического состояния. В том случае с Наной ей это помогло.
– Со сном понятно. А насморк-то чем мешает в шахматах?
– Для шахматиста очень важно состояние носоглотки. Любые гриппозные заболевания, кашель, насморк мешают снабжению мозга кислородом. На моих глазах китайская шахматистка Хоу Ифань, будучи на тот момент сильнейшей в мире, вылетела на Кубке мира в Ханты-Мансийске во втором круге, потому что у нее текло из носа, и она не могла дышать. И это даже несмотря на то, что она была сильнее соперниц. Вот такое случается.
Человеческий организм – единое целое, и носоглотка связана с подошвами ног. Если вы моете ноги вечером холодной водой и растираете их, то и спать будете хорошо, и не будете простужаться.
Иногда мы сейчас созваниваемся с гроссмейстером Женей Бареевым, который живет в Канаде, вспоминаем такие вещи.
– И что, он благодарен Вам за это?
– Ну а как же! Многие ребята благодарны. Возьмите, например, Олимпиаду 1994 года, когда я впервые тренировал сборную Россию. Мы провели несколько сборов и очень много занимались спортивной подготовкой: и футбол, и лыжи – чего только у нас не было. Причем некоторые вообще не умели кататься. Например Крамник: какие у него лыжи, если он родился на юге, в Туапсе?
Конечно, всегда нужно искать что-то такое, что сможет переломить ситуацию, внести свежую струю. К счастью, это удавалось. Возможно, в чем-то мне везло. Но как говорят, обычно везет тем, кто везет, кто много работает.
– А Вы считаете себя везучим человеком?
– Я вообще считаю, что мне по жизни очень везло в принципе. Практически все, чем бы я ни занимался, мне удавалось. С другой стороны, это получалось еще и потому, что мне везло на общение с хорошими людьми. Конечно, это помогало.
– А кто Вам помогал, и как?
– Например, мне очень помог по жизни академик Леонид Иванович Абалкин, который был вице-президентом Федерации шахмат СССР. По большому счету, именно благодаря ему я впервые в жизни выехал в капиталистическую страну.
– Как это получилось?
– Поскольку я долгое время работал в закрытых секретных организациях, то мне было довольно-таки сложно выехать в капиталистические страны. У нас ведь такими вопросами занимались КГБ и ЦК КПСС, и им было легко отфутболить: как же, у тебя секретность. Хотя никакой секретности у меня давно уже не было, все сроки прошли.
В то время я тренировал гроссмейстера Александра Чернина. И так получилось, что мои друзья из Югославии спросили меня: «Почему ты не можешь поехать с ним на турнир в Линарес или Лугано?» Я сказал, что для этого нужно приглашение. Они поговорили с директором турнира в Лугано, и он пригласил Чернина вместе со мной.
Когда пришло это приглашение, в Спорткомитете СССР сказали: «Ну нет, если все начнут так ездить, что от нас-то будет зависеть?». Короче, они отказали. По их списку тогда в Лугано от Союза должны были ехать гроссмейстеры Владимир Тукмаков, Константин Лернер, Виктор Гавриков и Майя Чибурданидзе. Мы с Черниным уже были лишними.
В то время Спорткомитет имел какие-то разногласия со Всесоюзным Советом ДСО профсоюзов, который также занимался спортом. Там ко мне очень хорошо относились, в том числе и потому, что в 1987 году их команды юношей и девушек под моим руководством выиграли чемпионат СССР среди спортивных школ олимпийского резерва.
Узнав об этой истории с Лугано, они сказали: «Если Спорткомитет не хочет, давайте мы, профсоюзы, вас отправим». Конечно, в Спорткомитете по этому поводу предприняли меры: связались с организаторами турнира в Лугано и сказали, что не дают добро на участие Чернина и его тренера Постовского и просили дезавуировать приглашение.
Казалось бы, дело уже совсем безнадежное. И тогда мой приятель, гроссмейстер Юрий Разуваев, который был в хороших отношениях с Абалкиным, позвонил ему и объяснил ситуацию. Тот сказал, что федерация не будет возражать против нашей поездки.
В итоге я подготовил письмо организаторам турнира от имени Федерации шахмат СССР за подписью Абалкина. Он сказал мне приехать к нему в девять часов вечера и обещал подписать. Дело было в конце февраля или начале марта, ливень, холодно, и я еду на край Москвы, в институт, который Абалкин тогда возглавлял. Он освободился в районе 21.30, увидел, что я весь мокрый. Выпили мы с ним по рюмке коньяка, он подписал письмо. И вот таким образом, благодаря его поддержке, я в первый раз выехал в капстрану на крупный международный турнир – который, кстати, выиграли Виктор Корчной и француз Жоэль Лотье. А из советских шахматистов лучший результат показал Саша Чернин.
Конечно, Абалкин мог не ввязываться в эту историю, тем более, что Спорткомитет не хотел нас с Черниным отправлять. Но мне повезло, что он был очень хорошим и приличным человеком, который безмерно любил шахматы. И таких примеров в моей жизни можно найти много.
Дмитрий Злодорев
